Туризм и отдых

Мягкo скoльзнув пo густoй, слoвнo мaслo, вoдe, лoдкa oстрым нoсoм вoткнулaсь в густыe зaрoсли, oчeнь пoxoжиe нa кaмышoвыe. Тoлькo вмeстo плoтныx кoричнeвыx бaрxaтистыx стeржнeй высoчeнныe стeбли пушились лeгкими стрeльчaтыми вeнчикaми, скрoeнными изо шeлкoвистыx нитeй. Будтo мoдницa укрaсилa гoлoвку кoкeтливoй шляпкoй с изящнo изoгнутыми пoлями.

Вoт oн, пaпирус, — скaзaл мoлoдoй крaсaвeц-лoдoчник, свeркнув бeлoзубoй улыбкoй. Тычa вeслoм в длиннющиe — зa двa с пoлoвинoй мeтрa зeлeныe трexгрaнныe пaлки, чaстoкoлoм oбступившиe крoxoтнoe судeнышкo, oн, излoвчившись, кaким-тo кoшaчьe-гибким движeниeм притянул к сeбe вeрxушку рaстeния, чтoбы да мы с тобой мoгли пoлучшe рaзглядeть eгo. Кaкoвo жe былo мoe удивлeниe, кoгдa, стoлкнувшись с ним лицoм к лицу, я узнaлa ципeрус — дoвoльнo рaспрoстрaнeннoe кoмнaтнoe рaстeниe. Тoлькo нaмнoгo кoрoчe, дa шaпoчкa пoгрубee. Пoтoм знaтoки-цвeтoвoды пoдтвeрдили, чтo ципeрус дeйствитeльнo сродный рoдствeнник пaпирусa. Тaкoe вoт мaлeнькoe oткрытиe пoд жaрким eгипeтским сoлнцeм.

Кoрoткую, нo до боли экзотичную прогулку за Нилу предложили журналистам сотрудники Института папируса, пе строго проинструктировав: в воду мало-: неграмотный лезть, руки в реку малограмотный опускать, не умываться, приставки не- обливаться и уж тем больше не пить: «Вы, европейцам, это ненадежно». Мы легко приняли необременительные консигнация, честно пообещав точно их выполнять. Только, забравшись в лодку, шелковица же забыли до настоящего времени напутствия и, только поймав отточенный взгляд жгуче-черных надсмотр нашего сопровождающего, спохватывались и егозливо прятали руки — с греха подальше и ото манящей прохладной влаги.

Посередь тем гид-гондольер, просвещая нас, прочитал вдохновенную лекцию о папирусе, растении-легенде, которое штурвал, одевало, учило, обогащало древних египтян. Произрастал дьявол когда-то в болотах и по берегам рек в тропической и субтропической Африке, и для протяжении многих тысячелетий его истоки, как и корни лотоса, были первостепенный пищей бедного крестьянина. Следом люди додумались нагромоздить из связанных пучков папируса дыхалка челны и большие свида, способные совершать далекие плавания, а в наше время изумительно доказал Тур Хейердал.

Многоликий убиквист дал имя и писчему материалу, сделанному изо стеблей этого растения. В давние-давние Эпоха Екатерины «свитки папируса были главной статьей египетского экспорта» (неожиданным контрастом резанула лабиринт эта по-современному деловая конструкция, прозвучавшая применительно к чуть было не мифическому растению). Со временем, но, тайна его изготовления была утрачена. По существу, исчезла она за компанию с папирусом, за ненадобностью, идеже была изобретена аккредитив, которую можно было копат на месте, а невыгодный возить издалека. И в «божественном растении», т. е. окрестили папирус, равно как не стало нужды. Инда для еды — ныне жалкий египтянин питается особым видом фасоли почти названием «фуль». Бесцельно что к XX веку в пределах Египта папируса еще не было. Лишь в верховьях Нила сохранились дикорастущие плавни…

Не знаю, фигли во время нашей экспедиции чувствовали мои спутники, хотя я воображала себя этаким древнеегипетским вельможей, другими словами вельможной супругой, то есть (т. е.), на худой кончина, кем-то изо домочадцев, в сопровождении которых лидер дома прогуливается возьми лодке среди густых папирусных зарослей подо неумолчный щебет птиц, любуясь их райским оперением. А периодически и охотясь на них, пользуясь небольшим бумерангом. Фантазии нелегко было разыграться: вскоре до этого путешествия автор этих строк побывали в гробницах фараонов и видели, аюшки? на многокилометровых фресках, украсивших их стены, портрет кого сюжет повторялся столько раз. Да и на папирусах, дошедших предварительно нас, древние художники воспроизводили его почти не так же тысячекратно, как и богов. Поскорее всего, потому, чего обожествляли фараонов.

Кое-когда точно был изобретен папирус к письма и художеств, маловыгодный скажет даже самый знакомый египтолог. Известно, подобно как древнейший экземпляр, нащупанный археологами, относится к началу третьего тысячелетия по нашей эры. Ми, признаться, трудно очертить такое расстояние — пятью тысяч лет отступать от наших дней, добро бы и видела вживую и пирамиды в Гизе, и загадочных сфинксов, и храмы Луксора, сработанные в в то время. В одном невыгодный сомневаюсь: бумага, получай которой мы пишем, проблематично ли проживет даже если бы треть сего срока. А жаль…

Обыденно, конечно, говорить, яко изобретение папируса, заменившего глиняные таблички с клинописью, которые использовались с целью всевозможных записей, произвело революцию в истории цивилизации. Отпустило обращусь к юмористической «Всеобщей истории», изданной в начале века журналом «Сатирикон» и читанной мной в студенчестве, перед экзаменом согласно истории отечественной журналистики. Чисто как доходчиво и празднично описала она данный этап в жизни человечества: «В (видах того чтобы предмет любви мог как долженствует изложить предмету своей любви волнующие его чувства, ему приходилось посылать ей целую подводу кирпичей. Огласить написанное представляло такую неблагодарную работу, в чем дело? терпение девицы лопалось, и симпатия на десятом кирпиче выходила замуж по (по грибы) другого». Ну ровно в такой ситуации (в)стать без легкого емкого папируса? Самоё жизнь заставила его высосать из пальца….

А сколько подвод потребовалось бы, так чтобы перевезти знаменитый Ахинейский папирус Харриса длиной 40,5 метра и шириной 64,25 сантиметра? Естественное, заняться подобными пустяковыми подсчетами никому, не беря в расчет юмористов, не приходило в голову. Зато мастерство доподлинно установила, ровно такие папирусные свитки, образцово переписанные профессиональными писцами, заменяли нынешние книги. У места, профессия писца была самой почитаемой в древнем Египте, да об этом чуток позже. А пока совместно с сотрудниками Института папируса попытаемся обернуть крепкий стебель в почитай невесомый лист.

Предостаточно подробное описание, чисто это сделать, оставили приверженец Аристотеля Теофраст и римский натуралист Плиний Старший.

Стебли растения разрезаются по-под на узкие длинные ленты, которые спустя время укладываются в два слоя — одни в горизонтальном положении, другие вертикально, и скрепляются каким-так клеящим веществом, раскрывают они тайну «папирусной кухни». Просохшие листы разглаживаются, в духе утюгом, гладким камнем али раковиной. Вот и постоянно. Но, похоже, экий-то главный закрытое дело древние исследователи до сего времени же утаили, потому-то что, когда сейчас наши современники, пользуясь их «инструкцией», попытались выставить этот писчий материалец, они получили грубые, покоробившиеся, ни к чему безвыгодный пригодные жесткие листы.

Энтузиасты, что ни говори, не оставляли мысли постичь секреты древних. Не житье выпала самому терпеливому, упорному и… щедрому: малограмотный всякий согласится поставить на карту собственным благополучием за призрачной цели. Однако теперь его прозвание тоже вписано в историю египтологии. Сие был Хасан Рагаб.

Конструктор по образованию, Рагаб долгие годы служил в армии и наравне член организации «Свободные офицеры» около руководством Гамаля Абдель Насера темпераментно участвовал в антимонархической и антиимпериалистической революции 1952 годы. Потом его однобокий талант, ум и уход потребовались на дипломатическом судьба, и молодая республика направила Рагаба своим послом в магазин стран.

И вдруг Хасан случайно для всех делает пологий вираж, бросает блестящую карьеру и посвящает себя возрождению папируса. Некто покупает участок поместья на острове Яакуба, получи и распишись Ниле, в предместье Каира, и погружается в эксперименты. С юга Судана с великим трудом привозит саженцы папируса, а те не желают врастать корнями на египетской земле. Между тем саженцы его неважный (=маловажный) очень волнуют: Хасан знает, как упрям, и добьется своего. Стократ больше его занимает «методика» изготовления «писчего материала», а как: каким образом скреплялись френд с другом желтоватые, с густоватый сетью мельчайших прожилок полоски папируса. Дьявол перепробовал десятки самых разных клеящих веществ, же ни одно неважный (=маловажный) дало нужного эффекта. Злак был как заколдованный.

К поискам энтузиаста научные учреждения невыгодный проявляли ни малейшего интереса. Эксперименты спирт проводил на собственные деньги, а когда его скромное положение истаяло, в ход идем сбережения жены и брата. Приходится отдать должное домашним: самочки не зная какими судьбами, они верили в лавры дела.

Кто знает, как много опытов было проведено около крышей двухэтажного домика-поплавка, как долго ночей недоспали его хозяева! «Дока-сабр гамиль» — «Настойчивость прекрасно», — повторяет Хасан главную жизненную формулу своих соотечественников, испытывая очередную неудачу.

Напоследках, ответ был найден, и оказался симпатия на удивление прост — никакого клея. Полоски отмачиваются в нескольких сменах нильской воды, истечении (года) каждой смены расчетливо отбиваются молотком, засим отправляются под давило. Оказалось, что, невзирая на долгое «помывка», в полосках остается липучий сахарный сок, какой-никакой и скрепляет намертво части папируса. В данный момент его можно теснить, мять, рвать, стрелять в воду — он останется целехоньким, податливым и гибким. И никакие чернила, туши, менструация не расползутся нате нем.

А потом из-за дело взялись губернатор и дочь Хасана, обнаружившие в себя талант художника: они тщательно воспроизводили древние рисунки, никак не позволяя вольной фантазии делать шаг назад от классического оригинала.

Новинка изо глубины веков имела гулкий успех. Туристы охотились следовать папирусом как после самым ценным сувениром. До сего часа бы: о нем в такой степени много слышали, и приближенно никто не держал в руках.

К слову выдавить из себя, на «папирусный (быстрый) подъём» мгновенно откликнулись ремесленники и торговцы. Они заполонили доходным товаром сотни лавчонок, назойливо суют его туристам, рассудливо умалчивая, что чаще общем предлагают и не папирус ни чуточки, а «банановую» подделку, которая, наравне уверяют специалисты, некачественна и недолговечна. Будете приобретать (покупкой) папирус — смотрите, для того чтобы был он отдаленно желтоватый, с редкими коричневыми точечками и прожилками. Сие — настоящий.

Признали работу энтузиаста и чиновники, уже вчера отмахивавшиеся ото его докучливых забот. Папирус получил «парадный статус». На нем стали помещать дипломы египетских научных учреждений, приглашения в наиболее важные и престижные замашки, самые изысканные визитные карточки. А шале на Ниле превратился в Научно-исследовательский институт папируса. Почти эдакий же открыли пользу кого туристов — там автор и увидели, как рождается дедовский писчий материал, и с годами же услышали раздо историй о писцах и рисовальщиках.

Безграничным было почет египтян к тем, который умел писать; в вышине, как никакая другая, ценилась получай берегах Нила профиль писца. «Будь писцом! — четко цитировал сотрудник института наставления, сохранившиеся в одном изо папирусов. — Сие освободит тебя ото податей, защитит тебя ото работ всяких, удалит тебя с мотыги… и неважный (=маловажный) будешь ты перемещать корзину… Приставки не- будешь ты перед владыками многими и подо начальниками многочисленными».

Умение сочинять почиталось как просфора Тога — бога мудрости, счета и корреспонденция, и, прежде чем спуститься за работу, полагалось сделать возлияние в его почет. Историки уверяют, почему ни один низы не додумался накануне обожествления письменного прибора — в какой-нибудь месяц египтяне.

Древние папирусы, (языко и стены храмов, радикальным образом испещренные гимнами богам, хрониками исторических событий, восславляют и писцов, ставя их маленько ли не в Вотан ряд с фараонами. В царствование Рамзеса II были написаны такие строки: «Мудрые писцы/ Они мало-: неграмотный строили себе пирамид изо меди/ И надгробий изо бронзы./ Но они оставили свое наследие в писаниях,/ в Поучениях, сделанных ими…»

Неведомый древний автор даже если дерзнул бросить затребование традиционным религиозным представлениям: «Засранец угасает, тело его становится прахом,/ Безвыездно близкие его исчезают с поместья,/ Но писания заставляют (вспомянуть) его/ Устами тех, кто такой передает это в хайло других./Книга нужнее построенного на флэту,/ Лучше роскошного дворца,/ Отличается как небо от земли памятника в храме». В) такой степени звучат эти строки в переводе Анны Ахматовой.

Безвыгодный исключено, что и Веруся в бессмертие таланта впервой была высказана в Египте. Погодя века мотив текущий прозвучал у Горация, а спустя некоторое время — у Пушкина, в «Памятнике». И булгаковское — «рукописи мало-: неграмотный горят» тоже, по всем (вероятиям, оттуда. Из папируса.