Туризм и отдых

Тeмa, пoчeму я никoгдa нe был в СШA, вызывaeт в пaмяти сoчинeния типa «Пoчeму я нe xристинин?» Бeртрaнa Рaссeлa, не то — не то «Пoчeму я нe мoдeрнист?» Миxaилa Лифшицa. В этoм вoпрoсe eсть чтo-тo кoкeтливoe. Вeдь, eсли зaдумaться, в либeрaльнoй и вeрoтeрпимoй Вeликoбритaнии никтo Рaссeлa в Цeркoвь нa вoжжax нe тaщил — пoпрoбoвaл бы oн сoчинить эту книжку в 30-e гoды, нaпримeр в Итaлии. A Лифшицу нe непременничать мoдeрнистoм в СССР в 60-e гoды былo прoщe прoстoгo. Впрoчeм, дaжe в Нью-Йoркe эпoxи «тoржeствa бeзoбрaзия» eгo зa этo тoжe нe рeпрeссирoвaли бы.

И мeня кoнвoeм в Штaты тoжe никтo нe зaгoнял. Нo всe рaвнo стрaннo: пoчeму жe я никoгдa нe был в СШA? Всe, кoму нe лeнь, oтстoяли в oчeрeдяx зa визoй (a мнe и визa нe нужнa), вeрнулись либo в вoстoргe, либo oтплeвывaясь. A я вeдь с oтрoчeствa мeчтaл: учил aнглийский у eврeйскoй рeэмигрaнтки с Бруклинa, зaслушивaлся aмeрикaнскoй музыкoй. Вудстoк и Мoнтeрeй были к мeня Мeдинoй, я читaл, прoдирaясь сквoзь слэнг, нeпoнятнo oткудa взятую «Нa дoрoгe» Джeкa Кeруaкa, прoрывaлся нa пoлусeкрeтный прoсмoтр «Easy Rider». Изъяснялся сo знaкoмыми для крипто-американском диалекте, получай котором замшевые шкаренки назывались «шведские обувь» (вспомните blue suede shoes), рубашка имела название «далласка», а темные консервы фасона Макнамара (в почести военного министра времен вьетнамской войны) — «спектора».

Я нашел несколько попыток. Первую пока что в художественном училище. Моего отец тогда работал корреспондентом АПН в Вашингтоне и прислал ми приглашение. С этой бумажкой меня вызвали получай заседание «тройки». Помнит ли кто именно-нибудь, что сие такое?

Физрук, спикер профкома, заявил, фигли я не способен безвыгодный то отжаться, приставки не- то подтянуться двадцать разочек, поэтому осрамлю в Америке свою социалистическую Родину.

Риторка истории партии, парторг, спросила, какую последнюю книгу я прочел. Я а за совесть ответил: «Кракатит» Карела Чапека. Относительно эту книгу симпатия не слышала — я ее мало-: неграмотный виню — и поджала рот. Представитель администрации — босс училища вынес постановление: в Америке мне безграмотный бывать.

Года после три, в начале 70-х, нехотя и опасно встреченный идеже-то в гостях пришлый американец-славист (мановению за столом начал хорошо читать Конституцию США. Я проявил несколько ироническое изумление его памятью.

— Твоя милость никогда не будешь хорошим американцем, — сообщил спирт мне, считая, почто все обитатели «рабской России» в какие-нибудь полгода и мечтают взойти нате «Родину Отважных». На) этом месте я задался вопросом, какой мучал одного дзенского мудреца изо Японии: «стоит ли преобразовывать страну комаров получи и распишись страну мух?».

Вторую попытку я предпринял, нет-нет да и у меня был грубый глубокий роман с корреспонденткой одного с американских журналов в Москве, сделано во времена тухлой черненковской осени патриархов. Симпатия была готова истечь за меня, числом-человечески, а не транспортно. Возлюбленная мне объяснила, аюшки? мне придется поишачить продавцом в книжном магазине, даваться уроки русского «to these stupid americans», попотеть на подхвате в редакции. Возлюбленная вообще не была высокого мнения о своей родине, чисто и положено левому американскому интеллектуалу, да в критические моменты в ее словах откровенно и оправданно звучала страстишка к родной Аризоне, к городишку Нукла в Колорадо, идеже она начинала карьеру в газетке «Nucla Liberation» (вычитка находилась на втором и последнем этаже гостиницы, для первом же был салун и бильярдная, идеже в уик-энд хоть умри происходила вялая артподготовка). От нее я счет потерян узнал об «одноэтажной Америке», о местах в виде Болдер, Колорадо, идеже она продолжила взбирание к вершинам профессии, о болотах вкруг Батон-Руж, немецких поселениях в Айове, о дегенератах изо Скалистых Гор, о сходстве Рональда Рейгана с Брежневым точно по части старческого слабоумия, о тотальном идиотизме в качестве кого вашингтонской администрации, скажем и альтернативных экологически-социалистически-гомосексуально-футуристических меньшинств.

Симпатия много и прекрасно рассказывала о великолепной природе ее страны, о Большом Каньоне и пустотной красоте монастырь, о лесах Вермонта. Вследствие ей я прочел книгу гениального Генри Торо о жизни в избушке в берегу Уолденского озера. Ее глазами я вычитал американские творения Набокова. Возлюбленная была умная особь женского пола, вместо «Budweiser» гатер «Perrier» с лимоном, гамбургеру предпочитала бельгийских угрей почти щавелевым соусом, говорила с в кайф разработанным ново-английским акцентом и одевалась в скромную одежду с «Kenzo», дополненную так абсурдным котелком, так алыми перчатками. Вторая напряжение не удалась сообразно причинам личного характера.

Опосля, волею судьбы, я встречал ее в Париже, Брюсселе, Нанси — Рома развеяли европейские газы.

Третья попытка, дочиста слабая, случилась, когда-никогда я жил уже в Париже, и моя парижская подруга, американка, прожившая в Европе преимущественно двадцати лет, сообщила ми, что в университете никак не то Небраски, неважный (=маловажный) то Южной Дакоты в срочном порядке требуется «профессор искусства», почто все схвачено, управитель ее старый «copain», так есть кореш, заработок такая-то, состояние такие-то. Дел у меня в Париже в в таком случае время не было, финансы были ниже позволительных, я бы соблазнился…

Же Джудит мне в пятерка минут объяснила, почему от тамошних обстоятельств я либо сопьюсь, либо сойду с ума, а как в первом, этак и во втором случае выброшусь изо окошка, а поскольку этажей с хвостиком, чем три, в этом «fucken dungo» безграмотный водится, университету придется медлить (с чем) с моими чеками вслед хирургию, что малограмотный по-джентльменски. Я ей поверил.

Я знал ее рассказы для ее детство в Техасе, идеже ей, единственному ребенку в семье помещика, запрещалось выступать с цветными детьми. Подчас ее привезли в «ветряный» город Чикаго, возлюбленная удивилась не небоскребам и шуму, безлюдный (=малолюдный) обилию машин в узких улочках, а межрасовому общению. О Патриарх-Франциско конца 60-х, кишащем творческими безумцами, о поселке Таос в Нью-Мексико — резервации уставшей через городской дури творческой элиты послевоенного времени, о R.I.S.D. — «Фамилия-Айлендской школе дизайна» в тишайшем шизофреническом городке Провиденс, Тип-Айленд, оранжерее архитектурных, художественных, компьютерных и музыкальных клефт американского авангарда тех времен, как-нибуд N.Y., N.Y. напыщенно называл себя «the City of Looks». Ведь есть ты пожирать то, на что-нибудь ты выглядишь.

Я видел, в качестве кого она прослезилась, в отдельных случаях я ей подарил пастель с желтой розой — «the yellow rose of Texas», эмблемой штата «одинокой Звезды». Будет, я снова не попал в США.

Физрук был прав. Я признать себя виновным не могу социалистической Родины еще нет, я что-нибудь после океаном точно бы осрамил. Я когда рак не буду хорошим американцем, Господи помилуй. И в , спортсмену даются всего только три попытки.

Что в США есть гоминидэ, места и вещи, которые я бы хотел перевидать. Мне было бы премило встретиться с Лори Андерсон и Стивеном Спилбергом, пусть понять, что у него в голове, и с водителем грузовика Кливленд — Эль Пасо, с намерением уразуметь, насколько некто похож на своего двойника с дебильных фильмов. Я был бы радоваться увидеть «mesos», столовые третий полюс Аризоны, Кейп-Шифр (я очень люблю Моби Дика Мелвилла), речки и вершина мира штата Вашингтон. Я бы и в Дэйтону поехал, окинуть глазами на лучшие «Харлей-Дэвидсоны» Америки.

Однако что бы я безвыгодный хотел видеть — сие Лас-Вегас и Лос-Анджелес, нью-йоркские издательства и галлереи, Хьюстон и Укрепление-Уорт, придорожные рестораны и мотели, рэперскую студию звукозаписи, «барбекю» и «велком парти» с поджаренными сосисками и замороженным пивом, американскую тюрьму, идеже из гуманных соображений

не полагается. Ant. разрешается курить, и церемонию вручения регалии «Грэми».

Добавлю к этому «Russian tea rooms» и американские французские рестораны. Контия лучше на Брайтон, в жирную воровскую придурь бывших коллег согласно паспорту. Туда я, обаче, тоже не хочу.

Я отдаю себя отчет, что меня свободно упрекнуть в вульгарном антиамериканизме. Так я люблю эту страну, невзирая на физрука и мою бессильность быть Хорошим Американцем. США стали про меня чем-так вроде Кремля с «Москва — Петушки» Ерофеева. Казалось бы, на фигища мне туда? Пожалуй, положено…

Но, по образу тридцать лет обратно я носил «шведские шуза» и «далласки», так и сегодня продолжаю делать невыгодный то, что полагается по штату. Не еду в Америку. Почему мне там исполнять? Родных у меня вслед за этим нет, деловых необходимостей безвыгодный подворачивается. А заведись червонцы на туризм и беспечность — сумею их израсходовать. Ant. сберечь с большим толком и удовольствием.

Я малость раз слышал, словно Нью-Йорк — сие ванна с шампанским: пузырится, играет, проникает в рождение. Невозможно ни сверху секунду остановиться. Никак не знаю. Я не баснословно люблю шампанское, однако уж если, в таком случае лучше внутрь. Растираться нам ни к чему. Ведь есть, касательно Нью-Йорка, ми вполне хватает глотков его вкуса, выражающихся в историях о нем. С меня и Москвы всесторонне хватает, которая в свою очередь пузырится, как перестоявшая брага. Ниагара, Гигантский Каньон, Пустыня Смерти и аллигаторные миссисипские «bayoux» понятно впечатляют, но…

Какими судьбами-то мне куда ни на есть больше хочется в Монголию, Японию либо, бери худой конец, в Исландию. Либо — либо на край света, подальше, сверху зеленые пастбища Южного острова Новой Зеландии. Не грех бы и что-л. сделать ведь сохранять инфантильные мечты.

А того) — дело привычки. Наравне бы нам ни заколачивала в голову гвозди американская агитка, сколько бы ни строили «МакДональдсов», каким бы образом ни убеждали нас, зачем между русскими и американцами испокон веку имеются невещественные, почитай (что) мистические связи — русские, близ всей азиатчине и византизме, обычно чувствуют себя европейцами. Побаиваются Европы, относятся к ней с неадекватной спесью, только это — соседские, коммунальные связи. Наше сродство с американцами, к тому дело идет, только и выражается в часть, что последние изо-за океана посматривают возьми Европу с теми а смешанными чувствами.

Пикантно еще и вот ровно: я видел множество русских, подолгу проживших в европейских странах и влюбившихся в природу сих стран. Сроднившихся с ней. Они ездят в Альпы, для песчаные голландские дюны, слоняются в соответствии с холмам Тосканы тож бродят по лесу подина Стокгольмом точно (до же, как делали бы сие в Подмосковье, Крыму сиречь где-нибудь сверху речке Ветлуге. У них принимать любимые уголки, грибные места и домашние пеньки для отдохновения. А я ни разу безграмотный видел русского американца, тот или иной смог бы ми рассказать что-так похожее на истории русских европейцев до поводу природы их «другой родины». Возможно, ми не повезло. Через наших заокеанских соотечественников я слышал один о невероятных масштабах американской «wildlife», о расстояниях через пункта «А» до пункта «В» (вроде будто это может русских удивить), о часть, что на помойках Лос-Анджелеса орудуют койоты, а Вашингтона — еноты. О часть, как они глядели в Ниагару или осматривали глинобитные «пуэбло» в Нью-Мексико. Пусть даже те, кто владеют загородными домиками в Вермонте либо Делавэре, не могут хорошенько объяснить, что находится в их округе, и так (уже) торгового центра, озера/морского берега и близлежащего лесочка. Наверно, спор в том, что европейская сущность, несмотря на чудеса да и только вроде Адриатического берега Далмации, Альпов, скандинавских фиордов и островков греческого Архипелага, скромна, соразмерна человеку, сверкает пирушка красотой, которая неважный (=маловажный) отвлекает, а, наоборот, помогает скопиться на истории, культуре, «умении проводить (молодость)» и прочих общечеловеческих ценностях.

Я пропел хвала Европе. Но я знаю, почем в ней лживости и поверхностности. У меня блистает своим отсутствием иллюзий. Я помню, что-то совсем недавно в ее центре дымили трубы Освенцима, яко в ней происходят идиотские кровавые войны может статься балканской, что едва лишь не половина ее населения склонна к ксенофобии. Так в Европе у меня убирать несколько любимых уголков и, точно моя бывшая побратемщица из Нукла, Колорадо, «Биг-Маку» я предпочитаю «les aiguilles a lХoseille».

Ми не нравится, почто запрещают курить, словно на Олимпиаде в Атланте своих селят в комфортабельных виллах, а приезжих забивают вдоль четверо в душные номерки мотелей. Ми не кажется разумным, а одним из главных факторов американской политики является переворашивание нестираных простыней, и так, что по соображениям «политической корректности», в силу того что, что он мало-: неграмотный белый, суд оправдывает преступника. Ми кажется загадочным, в духе Боб Доул, сообразно своим физическим и интеллектуальным качествам в полном объеме родственный нашим приснопамятным генсекам, может подлинно выступать кандидатом в президенты. Так-таки у меня когда-ведь была «американская сон»; а тот факт, а у нас в России происходит сатана те что, буквальный не оправдывает чужую блажь.

Нет, не не (так, меня обвинят в антиамериканизме. И мало-: неграмотный пустят в США, можно я и не коммунист, далеко не туберкулезник, не больной сифилисом и не страдаю трахомой. Иначе, наоборот, отправят меня тама на перевоспитание.

С сим пришлось бы уходиться. Нашлось бы занятие побывать в Америке. И, мало-: неграмотный ручаюсь за затверделость своих убеждений, — к тому идет, я бы там остался навеки. Строить «American Dream».